Владимир каминер: "на русском мои книжки были бы в

– Какие у вас впечатления от фильма "Русская дискотека"?
– Книжка лучше, конечно. Я вообще не фанат немецкого кино. Немцы снимают или очень серьезные фильмы – такие, как "Бункер", например. Или, наоборот, комедии с очень специфическим юмором, мало кому понятным за пределами Германии. Но в "Русской дискотеке", как мне показалось, этих крайностей не было, получился гимн юности, бесшабашности. Я даже почувствовал ностальгию по тем временам, по Берлину 90-х, по молодости. Хотя у меня и сейчас все хорошо. Пару недель назад в берлинском кафе "Бургер" у нас была первая дискотека после выхода фильма. Что там творилось… Мы и раньше-то не жаловались на отсутствие публики, но тут была просто чума. Очередь в три кольца стояла.

– Ваша маленькая роль была изначально прописана в сценарии?
– Нет. Меня позвали посетить съемочную площадку, и в один прекрасный день мы всей семьей поехали смотреть, как снимается кино. Оказалось, что это процесс долгий и скучный: одно и то же повторяется миллион раз. И чтоб там без дела не торчать, мне придумали роль: я сыграл человека, который привозит героям новую партию осколков Берлинской стены. А дети мои сыграли посетителей этого блошиного рынка. Правда, при монтаже сцену с их участием вырезали.

– Вы же еще озвучили "радиодоктора", который в своей передаче дает советы мигрантам из России…
– Да, голос врача я в тот же день прямо в грузовике записал. Получилось удачно. Недавно ко мне обратилась известная берлинская радиостанция, предложили делать программу "Вопросы к радиодоктору". Я уже даже первую серию ответов записал. Там было два вопроса: как лечить похмелье и как стать вегетарианцем человеку, который любит животных, но в то же время очень любит их кушать.

– В фильме у вашего alter ego Владимира два лучших друга – Миша и Андрей. Как на самом деле сложилась судьба у прототипов этих персонажей?
– Персонаж по имени Андрей, который в фильме вернулся в Россию, так как затосковал по родине, на самом деле выиграл Green Card и уехал в Лос-Анджелес. А второй стал архитектором, сошелся с немецкой девушкой, переехал к ней и отказался от всех русских знакомств. Но недавно он неожиданно объявился, видимо, посмотрел кино. Позвонил мне ночью и говорит: "Эх, какая была жизнь, какие мы были красивые…" Я ему говорю: "Миша, окстись, это не мы, это артисты немецкие".

– А у вас какие воспоминания о том времени остались?
– Помню, что Берлин был чудо-городом. Одно государство куда-то провалилось, другое еще не пришло, и вот в этот промежуток туда влилось невероятное количество мечтателей – людей, которые сами придумали себе этот город. Мебель стояла на улицах, ее выбрасывали, чтобы поскорее купить новую, западную. Люди бросали жилье. В опустевшей квартире, которую я занял, даже постельное белье было застелено, и паста зубная была выдавлена на щетку. Видимо, герр Паласт, предыдущий владелец, встал утром, выдавил пасту и испугался, что, пока он будет чистить зубы, Берлинскую стену снова построят. В фильме герои постоянно без дела шатаются по городу туда-сюда, а мы все время были чем-то заняты. То велосипеды в комиссионку сдавали, то какие-то диваны таскали.

А однажды закопали в детском саду автомобиль "Форд Скорпио". Приехал друг, купил машину, но потом выяснилось, что налог на нее был больше, чем стоимость самой машины. Потом отмечали 1 Мая, в этот "Форд" попал какой-то факел, он подгорел. А за утилизацию надо было платить деньги. И мы его закопали. Сейчас на том месте опять детский сад, дети играют. Но они своими лопатками, конечно, так далеко не копают. Но когда-нибудь машину найдут и сильно удивятся.

– А с немецким языком у вас сейчас какие отношения? Есть вещи, которые вам до сих пор тяжело даются?
– Мне кажется, что с годами я стал на нем изъясняться гораздо лучше. Но русские, живущие в Германии, все равно часто обижаются на мой акцент. Считают, что я его специально не исправляю, что я намеренно так говорю, чтобы подчеркнуть свою чужеродность. Но все дело в том, что я никогда серьезно языком не занимался, я бросил учить немецкий на уровне Grundstufe 2. Однако пишу я на немецком и считаю, что работа на иностранном языке очень дисциплинирует автора. На русском мои книжки были бы раза в три толще.

– Вы читали российские переводы ваших книг?
– Переводы меня вообще пугают. Моя первая книжка на русском была издана в хорошем издательстве. Но там в некоторых историях были пропущены целые куски. Видимо, переводчики что-то не поняли и просто вырезали эти фрагменты. Правда, я смотрел переводы других немецких авторов – они еще хуже.

– А сами вы не пробовали себя переводить?
– Нет, потому что это отдельная работа, требующая специальной подготовки. Самые крутые переводчики – это фанаты, люди, которые полностью идентифицируют себя с автором. Вот у Харуки Мураками в России есть сумасшедший переводчик Дмитрий Коваленин. По-моему, он перевел уже даже то, что Мураками через пять лет только напишет. У Пелевина в Германии есть замечательный Андреас Третнер, тоже фанат. С точки зрения Андреаса, Пелевин пишет очень мало. И когда он долго ничего не пишет, Андреас начинает нервничать. Он звонит Пелевину, но тот, конечно, не берет трубку, тогда он шлет ему факсы километрами. Наверное, он сам написал бы больше. Сейчас Андреас вроде нашел себе какого-то нового русского и переводит его, пока Пелевин думает над новым романом.

– Вы гастролируете с дискотекой Russendisko по всему миру. Где были самые необычные концерты?
– В Белграде. Сербы сначала на нас так косо смотрели, хмурились, а потом на дискотеке чуть потолок не пробили головами. В Сеуле мы еще музыку не успели поставить, как корейцы уже начали танцевать. Мне, кстати, показалось, что их менталитет чем-то похож на русский. В Мексике была необычная дискотека. Жизнь там тяжелая, радости мало, а тут была погода хорошая, мы построили сцену на открытом воздухе. Пришли три тысячи человек. В процессе танца мексиканцы раздевались и бросались в нас своими майками.

– Вас узнают на улице в Германии?
– Да, очень часто узнают. Люди невоспитанные показывают пальцем, воспитанные делают вид, что не заметили. Ехал в Петербург, думал, что тут отдохну от всего этого. Захожу в гостиницу, а там женщина, очень похожая на Раневскую, встречает меня словами: "А-а-а, немецкий писатель!" Я удивился, спросил, откуда она меня знает. Она отвечает: "Ну, не буду врать, что читала… Но директор отеля у нас немец, он говорит, вы очень популярный в Германии человек".

Беседовала Ксения Реутова